День двадцать седьмой, февраль

В первые послевоенные годы Красноярск был пестрым. Кого только не было на улицах: фронтовики, «новые горожане» – вчерашние крестьяне, пленные японцы, «спецконтингент» (это финны, прибалты, калмыки), также нищенствующие и «дети войны» – учащиеся школ, фабрично-заводских училищ, беспризорники и безнадзорники – красноярская шпана... На рынках, привокзальных площадях обитали калеки – как подлинные, так и мнимые инвалиды войны. Городская среда была юной и преимущественно женской – многие мужчины не вернулись с фронта. Это было общество, вышедшее из войны.

Изменился и сам город как пространство повседневности. Выросло Правобережье, вытянувшееся на 20 с лишним километров в длину. Воздух был туманным, «рабоче-заводским» от многочисленных труб предприятий, выросших за годы войны…

К сожалению, режим «черного неба» – это наша действительность и сегодня… Грязный у нас город. И дело не только в трубах, на которых нет хороших фильтров, не только в том, что мы отапливаемся углем, не только в том, что город находится в котловине, и кто-то дал разрешение на постройку высоток, которые не пропускают никакие ветра… Дело еще и в том, что, живя в такой среде, человек подчинился ей. Бытие определило сознание и… поведение. И оно, к моему великому сожалению, далеко не экологично. Грязные дворы, мусор вдоль дорог... Вы когда-нибудь слышали о теории разбитых окон? А интересно узнать? Напишите в комментариях.